Хочется проломить пару черепушек. Или все до единой. Нужно всего лишь вывернуть пальцы и схватить дубинку у того охранника. Это будет фееричный побег. Да. Побег в никуда. Мне по хрен, что станет со мной, но может пострадать и Ева. Потому что кажется, что она, отличающаяся от всех них, не останется в стороне. И результат будет плачевным для неё.

Поэтому я перевариваю собственную ярость. Глотаю этот обжигающий комок и покорно даю себя увести. Меня сразу же направляют в полицейский фургон, прикрепив на грудь голографический номер. Маркус Дэвидсон до конца заключения – просто номер.

Фургон срывается с места, отвозя меня к месту заключения. Я надеюсь лишь на то, что психолог не станет прописывать Еве сильные психотропные таблетки. Но ещё больше хочу, чтобы она не упрямилась, сделала вид, что согласна… Изображала бы из себя ту, что принимает таблетки, и спокойно жила дальше. В своём маленьком уютном мирке со старинными книгами и старой техникой, действующей только чудом. В том мирке под стеклянным куполом, в котором нет ни одной посторонней души, а вместо живых людей прислуживает робот-помощник с лицом, обтянутым чёрным латексом.

Я надеюсь лишь на это и больше ни на что другое. И ем таблетки. Невозможно не есть. Берут свежие пробы крови, проверяя, хочу ли я исправляться. Нет. Не хочу. Я не считаю себя виноватым и не хочу исправляться, но послушно глотаю таблетки, превращаясь на несколько десятков часов в ходячее дерево. Потому что за примерное поведение убавляют срок. Немного, но убавляют.

Минус один день.

Минус один день.

Минус один день.

В месте, подобным этому, даже минус несколько минут заключения – уже радостное событие. Минус несколько дней – самый щедрый подарок, который только можно себе заказать у Санты.

Санта, я был хорошим мальчиком. Положишь мне в носок, подвешенный над камином, долгожданный подарок?

Санта оказывается чересчур щедрым, на мой взгляд. Потому что в смотровую щель подсовывают маленькую фотокарточку. Не анимированную, статичную. Всего одно запечатлённое мгновение, застывшее в вечности.

Ева стоит и улыбается на фоне океана. На заднем фоне знакомый изгиб песчаной косы, вдалеке виднеются насыпь камней. И на обороте фотокарточки надпись. Наклонный почерк, острые буквы, сильно вдавленные в поверхность бумаги: «Ты знаешь, где это место. Жду тебя».

Я выхожу на полторы недели раньше положенного срока. Но не срываюсь с места, а отлёживаюсь под самодельной капельницей с очищающим раствором. Хочу выгнать из крови ту дрянь, которой меня пичкали. Хочу приехать к Еве с чистым сознанием, незаторможенным действием психотропных веществ. Пусть будет резко и гулко. Иногда в затылок вкручивается резкая боль. Но лучше так. Честнее. Иногда можно свободно дышать только зная, что кислород вот-вот закончится.

И моё путешествие к тому песчаному пляжу на берегу Атлантического океана напоминает мне бег с завязанными глазами. Нужно добежать до финиша, не видя его перед собой, но веря, что он существует. Фотокарточка лежит в нагрудном кармане. Я периодически достаю её и верчу между пальцами левой руки, пока придерживаю руль мобиля – правой рукой. Пытаюсь убедить самого себя, что в конце пути меня ждёт что-то большее, чем галочка в графе «обязательно к выполнению». Я бросаю мобиль у дороги. Пешком до пляжа ещё полторы мили. Они пролетают незаметно.

Ещё издалека я вижу, что пляж – пуст. Там никого нет. Но я всё равно упрямо переставляю ноги. Там есть насыпь камней. Она может сидеть там. Но Евы нет. Я сажусь у самой кромки воды на влажный песок. Волны набегают одна за другой. Мягко и почти неслышно.

Океан может быть разным. Сейчас он – тихий и необыкновенно ласковый. Он способен стереть любые следы, но даже его стихии не перебороть того шторма, что бушует у меня внутри. Вот-вот выплеснется наружу сумасшествием и безумной яростью. Мне кажется, что я раздавлю весь окружающий мир в ладони, превращая его в ничто.

Но всё ещё сижу. И жду. Несмотря ни на что.

Солнце скользнуло за горизонт. День устало прикрывает глаза и темнота опускается слишком быстро. Хоронит под собой очертания окружающих предметов. Мне больше нечего здесь делать. Я встаю. Босой, продрогший. Но не могу заставить себя уйти. Просто брожу вдоль кромки воды.

Мне кажется, теперь я навсегда буду привязан к этому месту. Буду ходить туда-сюда, пока ноги не сотрутся до кровавых мозолей или не пока тело не иссохнет и не рассыплется серым прахом. Я смотрю только себе под ноги и не вижу ничего другого, кроме цепочки своих следов. Их так много, что уже получилась тропа следов.

Внезапно замечаю на мокром песке чуть дальше отпечаток маленькой женской ступни.

Меня прошибает током. Я иду по следам, чувствую себя осатаневшей и голодной тварью, жадно глотающей влажный, прохладный воздух. Иду по отпечаткам женских ног. Пытаюсь уловить её запах, будто это возможно. Над моей шеей занесена гильотина, которая отсечёт голову напрочь, выключит из этой реальности, если окажется, что силуэт в светлом, сидящий на крыльце возле дома – это не Ева.

Я срываюсь на бег и останавливаюсь как вкопанный напротив неё. Жадно оглядываю её всю, не решаясь сделать шаг. Вдруг сладкий мираж, дрогнув, растает? А так можно стоять и смотреть, вглядываться до рези в глазах, впитывая черты лица любимой.

Ева встаёт и делает шаг мне навстречу. Обнимает. Просовывает холодные ладошки под ткань чёрной футболки. По коже пробегают мурашки от прикосновений её пальцев, похожих на ледышки. Отрезвляюще. То, что мне нужно.

– Я думал, что ты будешь на том же месте.

– Я вдруг поняла, что оно мне больше недорого. Хочу другое… Там, где есть ты.

Ева поднимает ко мне лицо и смотрит улыбаясь.

– И всё-таки мне кажется, что ты носишь линзы.

– Хочешь проверить, Ева?

– Хочу. Я много чего хочу, Марк…

Она утыкается носом в грудь и трётся о меня жалуясь:

– Я замёрзла, пока ждала тебя. Думала, ты уже не увидишь мои следы.

– Ты всё это время сидела и смотрела?

– Да. Но через минуту бы уже не выдержала.

– И что дальше?

– Подошла бы к тебе. Надоело ждать, пока ты меня найдёшь…

Ева улыбается, встаёт на носочки, чтобы дотянуться до моих губ. Пьянящий поцелуй. Сладкий. Нереальный. Пронзающий насквозь небывалым ощущением лёгкости. От прикосновений её мягких, податливых губ становится тепло. Жар расползается по всему телу. Прижимаю Еву к себе, стискивая до боли.

– Здесь холодно. Пойдём в дом?.. Там есть камин.

– Настоящий?

– Да. Там всё настоящее. Как мы с тобой.

Соглашаюсь. Позволяю себя увлечь. Иду на звук её голоса, на зов её глаз и мягких податливых губ. Понимаю, что прошёл бы этот путь ещё раз. И сунулся бы в самое пекло ада, чтобы найти её, всегда ждущую меня.